Новости Иллюзия китайской власти

[autoritet]

Вера в то, что Китай является глобальной державой, широко распространена, понятна и ошибочна.

ОБЩЕПРИНЯТОЕ МНЕНИЕ гласит, что китайскую мощь не остановить и что мир должен приспособиться к реальности азиатского гиганта как, возможно, главной мировой державы. За последнее десятилетие появилась мини-индустрия предсказателей "подъема Китая", которые рисуют картину мира двадцать первого века, в котором Китай является доминирующим действующим лицом. Это убеждение понятно и широко распространено, но ошибочно.
Напомним, что не так давно, в 1980—х годах, были сделаны аналогичные прогнозы о том, что Япония станет "номером один" и войдет в элитный клуб великих держав - до того, как она погрузилась в трехдесятилетнюю стагнацию и была показана как одномерная (экономическая) держава, не имеющая более широкого фундаментао национальных атрибутах, на которые можно опереться. До этого именно Советский Союз считался мировой сверхдержавой (предположение, из-за которого полвека велась холодная война), только для того, чтобы он рухнул почти в одночасье в 1991 году. Вскрытие СССР аналогичным образом показало, что это была в значительной степени одномерная держава (военная), которая десятилетиями атрофировалась изнутри. После окончания холодной войны некоторые эксперты утверждали, что расширенный и окрепший Европейский союз станет новой глобальной державой и полюсом в международной системе — только для того, чтобы ЕС доказал свою беспомощность и некомпетентность в решении ряда глобальных проблем. Европа тоже была выставлена как одномерная держава (экономическая). Итак, когда речь заходит о сегодняшнем Китае, немного трезвости и скептицизма оправданы.
Безусловно, Китай является самой важной растущей державой в мире, намного превосходящей возможности Индии, Бразилии и Южной Африки, а в некоторых категориях он уже превзошел возможности других "средних держав", таких как Россия, Япония, Великобритания, Германия и Франция. По многим показателям Китай в настоящее время является бесспорно второй ведущей державой в мире после Соединенных Штатов, а в некоторых категориях он уже обогнал Америку. Китай обладает многими атрибутами глобальной державы: самым большим населением в мире, большой континентальной территорией, второй по величине экономикой в мире, крупнейшими в мире валютными резервами, вторым по величине в мире военным бюджетом и крупнейшими постоянными вооруженными силами, пилотируемой космической программой,авианосец, крупнейший в мире музей, крупнейшая в мире плотина гидроэлектростанции, крупнейшая в мире национальная сеть скоростных автомагистралей и лучшая в мире система высокоскоростных железных дорог. Китай является ведущей торговой державой в мире, крупнейшим в мире потребителем энергии, крупнейшим в мире источником выбросов парниковых газов, вторым по величине в мире получателем и третьим по величине источником прямых иностранных инвестиций и крупнейшим в мире производителем многих товаров.

Однако возможности — это лишь один из показателей национальной и международной мощи, и не самый важный. Поколения социологов определили, что более значимым показателем власти является влияние — способность формировать события и действия других. Как хорошо заметил покойный политолог Роберт Даль: "А имеет власть над Б в той степени, в какой он может заставить Б сделать что-то, чего В в противном случае не сделал бы". Возможности, которые не конвертируются в действия для достижения определенных целей, многого не стоят. Их существование может иметь впечатляющий или сдерживающий эффект, но именно способность влиять на действия другого или на исход события имеет значение. Конечно, существуют различные средства, с помощью которых страны используют свои возможности, чтобы влиять на действия других и ход событий: привлечение, убеждение, кооптация, принуждение, вознаграждение, побуждение, угроза или применение силы. Таким образом, власть и ее осуществление внутренне связаны: использование этих и других инструментов по отношению к другим с целью повлиять на ситуацию в своих интересах.
Когда мы смотрим на присутствие и поведение Китая на мировой арене сегодня, нам нужно выйти за рамки его внешне впечатляющих возможностей и спросить: действительно ли Китай влияет на действия других и траекторию международных отношений в различных областях? Короткий ответ: не очень много, если вообще есть. В очень немногих — если вообще в каких—либо - областях можно сделать вывод, что Китай действительно влияет на других, устанавливая глобальные стандарты или формируя глобальные тенденции. Он также не пытается решить глобальные проблемы. Китай - пассивная держава, рефлекс которой состоит в том, чтобы уклоняться от вызовов и прятаться, когда разражаются международные кризисы. Продолжающиеся кризисы на Украине и в Сирии - лишь самые последние примеры пассивности Пекина.

Более того, при тщательном изучении возможностей Китая они оказываются не такими уж и сильными. Многие показатели впечатляют количественно, но они не являются таковыми качественно. Именно отсутствие качественной власти приводит к отсутствию реального влияния Китая. У китайцев есть пословица вай ин, нэй жуань: сильный снаружи, мягкий внутри. Это подходящая характеристика современного Китая. Поскребите под поверхностью многих впечатляющих статистических данных о Китае, и вы обнаружите всепроникающие слабости, важные препятствия и мягкую основу, на которой можно стать мировой державой. Китай может быть бумажным тигром двадцать первого века
ЭТО МОЖНО увидеть в пяти широких областях: международная дипломатия Китая, военный потенциал, культурное присутствие, экономическая мощь и внутренние элементы, которые лежат в основе глобального положения Китая. Давайте рассмотрим каждый из них по очереди.

 

[autoritet]

продолжаем господа статейка занимательная )

 

[autoritet]

В формальном отношении дипломатия Китая действительно стала глобальной. За последние сорок лет Китай прошел путь от страны, изолированной от международного сообщества, до страны, интегрированной в него. Сегодня Пекин поддерживает дипломатические отношения со 175 странами, является членом более 150 международных организаций и участником более трехсот многосторонних договоров. Она принимает гораздо больше иностранных высокопоставленных гостей каждый год, чем любая другая нация, и ее собственные лидеры регулярно путешествуют по миру.

Несмотря на эту интеграцию в международное сообщество и активную дипломатию Пекина, дипломатическая сфера - это сфера, где позиция Китая как частичной державы очевидна. С одной стороны, она пользуется символами того, что является крупной мировой державой. Это постоянный член Совета Безопасности ООН, член G-20 и других ключевых глобальных организаций, а также участник всех крупных международных саммитов. С другой стороны, китайские официальные лица по-прежнему остаются удивительно реактивными и пассивными в этих местах и по многим глобальным проблемам. Китай не лидирует. Это не формирует международную дипломатию, не определяет политику других стран, не формирует глобальный консенсус, не создает коалиции или не решает проблемы. Пекин не принимает активного участия в попытках решить какую-либо крупную глобальную проблему; скорее, это пассивный и часто неохотный участник многосторонних усилий, организованных другими (обычно Соединенными Штатами).

Чтобы быть глобальной державой, нужно быть в центре споров, объединять стороны, создавать коалиции и достигать консенсуса и — да — использовать давление, когда это необходимо. Пекин предпочитает оставаться в стороне и просто призывает страны решать свои проблемы "мирными средствами" и находить "взаимовыгодные решения". Такие пустые призывы вряд ли способствуют решению проблем. У Пекина также полная аллергия на принудительные меры, и он соглашается с санкциями Совета Безопасности ООН только тогда, когда становится ясно, что невыполнение этого требования оставит Пекин в изоляции и негативно скажется на международном имидже Китая. Это не поведение мирового лидера.

Вместо этого дипломатия Пекина на высоком уровне - это своего рода театральное шоу, в котором больше символизма, чем сути. Это предназначено в первую очередь для повышения легитимности Коммунистической партии Китая (КПК) среди внутренней аудитории, показывая, что китайские лидеры дружат с мировой элитой, одновременно сигнализируя международному сообществу, что страна вернулась к статусу великой державы после нескольких столетий бессилия. Таким образом, китайское правительство прилагает все усилия, чтобы тщательно организовать взаимодействие своих лидеров с их иностранными коллегами. Однако по существу китайская дипломатия остается удивительно склонной к риску и руководствуется узкими национальными интересами. Пекин обычно придерживается подхода с наименьшим общим знаменателем, занимая самую безопасную и наименее противоречивую позицию и ожидая, чтобы увидеть позиции других правительств, прежде чем раскрывать свои собственные.

Заметное исключение из этой общей пассивности касается собственных невралгических и узко определенных интересов Китая: Тайвань, Тибет, Синьцзян, права человека и его оспариваемые территориальные претензии. В этих вопросах Пекин проявляет чрезмерную бдительность и дипломатическую силу, но его попытки защитить эти интересы часто неуклюжи и оказываются контрпродуктивными для его имиджа и целей. Однако, помимо защиты этих узких национальных интересов, китайская дипломатия остается крайне пассивной для государства его размера и важности.

Когда дело доходит до глобального управления, которое подразумевает вклад в общее благо, пропорциональный совокупным возможностям нации, поведение Пекина в целом соответствует пассивности и ограниченности остальной части его дипломатии. Китай вносит свой вклад в различные аспекты глобального управления: миротворческие операции ООН, операции по борьбе с пиратством в Аденском заливе, контртеррористические меры в Центральной Азии, помощь в целях развития за рубежом, нераспространение ядерных материалов, здравоохранение, помощь в случае стихийных бедствий и борьба с международной преступностью. В этих областях Пекин заслуживает похвалы. Однако Китай мог и должен сделать гораздо больше; он по-прежнему "бьет значительно ниже своего веса", не внося пропорционального вклада в свой размер, богатство или потенциальное влияние. Мир должен ожидать и требовать большего от Китая.

Почему китайская дипломатия глобального управления так ограничена? Есть три основные причины. Во-первых, внутри Китая существует глубокий скептицизм в отношении либеральных предпосылок и базовой концепции глобального управления, рассматривая их как очередную "ловушку", расставленную Западом (в первую очередь Соединенными Штатами), чтобы "обескровить" Китай, втянув его в кризисы и места, где у него нет прямых национальных интересов— тем самым отвлекая его ресурсы и сдерживая его рост. Во-вторых, граждане Китая будут критиковать правительство за выделение ресурсов за рубежом, когда бедность и другие насущные проблемы все еще существуют дома. И в-третьих, Китай придерживается своего рода "транзакционного" подхода к затрате усилий, особенно когда речь идет о деньгах. Это вытекает из китайской коммерческой культуры, но распространяется на многие другие сферы поведения китайцев. Китайцы хотят точно знать, что они получат обратно от определенных инвестиций и когда. Таким образом, сама идея филантропии и бескорыстного вклада в общее общественное благо чужда мышлению многих китайцев.

 

[autoritet]

В результате в сфере дипломатии — двустороннего, многостороннего и глобального управления — Пекин по-прежнему демонстрирует явную пассивность и нежелание вмешиваться. Она далека от того, чтобы быть "ответственной заинтересованной стороной", к чему призывал Роберт Зеллик в 2005 году. Китайская дипломатия остается узконаправленной, а участие Пекина в глобальном управлении является минимальным и тактическим, а не нормативным или стратегическим. Настоящий бизнес китайской дипломатии - это, по сути, бизнес. Изучите состав делегаций китайского президента или премьер—министра за рубежом, и вы обнаружите большое количество руководителей корпораций - в поисках поставок энергоносителей, природных ресурсов, торговых и инвестиционных возможностей. Такая меркантилистская дипломатия не вызывает у Пекина международного уважения — и, по сути, начинает вызывать растущую критику и негативную реакцию по всему миру (особенно в Африке и Латинской Америке).

 

[autoritet]

продолжение следует ))

 

[autoritet]

ВОЕННЫЙ потенциал КИТАЯ - это еще одна область, в которой он является частичной державой: все больше региональной державой, но ни в коем случае не глобальной державой. Китай не способен проецировать мощь за пределы своего азиатского соседства (кроме как через свои межконтинентальные баллистические ракеты, космическую программу и возможности ведения кибервойны), и даже внутри Азии его возможности проецирования силы остаются ограниченными (хотя и растут). Нет никакой уверенности в том, что Китай может проецировать военную мощь на свою периферию на расстояние до пятисот морских миль (например, в своих спорах в Восточно- или Южно-Китайском море) и поддерживать ее достаточно долго, чтобы одержать верх в конфликте. Его вооруженные силы не проверены в боях, они не воевали с 1979 года.

Безусловно, военная модернизация Китая неуклонно продвигалась в течение двадцати пяти лет. Сейчас у нее второй по величине военный бюджет в мире (131,6 миллиарда долларов в официальном бюджете на 2014 год), крупнейшие постоянные вооруженные силы, множество новых современных вооружений, военно-морской флот, который все дальше и дальше уходит в западную часть Тихого океана, а иногда и в Индийский океан, и скромный авианосец. Таким образом, вооруженные силы Китая не являются слабым местом. Она, безусловно, способна защитить свою родину и, вероятно, теперь может успешно развязать конфликт из-за Тайваня (при отсутствии быстрого и полномасштабного американского вмешательства). Китай также воспринимается как региональная военная держава в Азии и, таким образом, меняет баланс сил в регионе, но китайские вооруженные силы по-прежнему не обладают обычными возможностями глобального проецирования силы. У Китая нет баз за рубежом, нет дальней логистики или линий связи и элементарного глобального спутникового покрытия. Военно-морской флот по-прежнему является в первую очередь прибрежными силами, военно-воздушные силы не обладают способностью наносить удары на большие расстояния или доказанной скрытностью, а сухопутные войска не настроены на быстрое развертывание.
Более того, стратегически Китай можно охарактеризовать как "одинокую державу" — у нее нет близких друзей и союзников.Даже в самых тесных отношениях Китая (с Россией) элементы недоверия и исторических подозрений просачиваются под поверхность кажущихся гармоничными межгосударственных отношений. Ни одна другая страна не рассчитывает на безопасность и защиту Пекина (за исключением, возможно, Пакистана), демонстрируя тем самым явный недостаток стратегического влияния в качестве крупной державы. Напротив, другие страны Азии стремятся укрепить свои оборонные связи с Соединенными Штатами и улучшить координацию друг с другом — именно из-за неопределенности и возможной угрозы, которую они ощущают со стороны Китая.

 

[autoritet]

ПЕРЕХОДЯ ОТ жесткой силы к мягкой силе, как Китай превращается в глобальную культурную державу? Не очень хорошо. Ни одно другое общество не берет культурные образцы из Китая, ни одна другая страна не стремится копировать китайскую политическую систему, а ее экономическая система не может быть воспроизведена где-либо еще. Несмотря на огромные усилия и ресурсы, которые китайское правительство вложило в попытки создать свою мягкую силу и улучшить свой международный имидж с 2008 года, Китай по-прежнему имеет смешанную или негативную репутацию в мире. Опросы общественного мнения показывают, что во всем мире восприятие Китая неоднозначно, оно ухудшается и все чаще сопряжено с проблемами.
Китай не является магнитом для подражания другим — в культурном, социальном, экономическом или политическом плане. Проблема Китая во всех четырех сферах заключается в том, что он является уникальным. Китаю не хватает универсальной привлекательности за пределами его границ или этнических китайских общин. Во многом из-за культурной, экономической, социальной и политической уникальности Китая его глобальная привлекательность мягкой силы остается слабой или вообще отсутствует.

 

[autoritet]

Культурные продукты Китая — искусство, кино, литература, музыка, образование — все еще относительно неизвестны за пределами Китая и не задают глобальных культурных тенденций. Каким бы замечательным ни было экономическое развитие Китая, оно является результатом уникального сочетания черт, которые невозможно воспроизвести в других странах (конкурентная экономия за счет масштаба, государственное планирование в советском стиле, индивидуальное предпринимательство, многочисленная и дисциплинированная рабочая сила, крупные научно-исследовательские учреждения и крупные иностранные инвестиции). Даже если "китайская модель" существует (что спорно), она не подлежит экспорту, поскольку такого сочетания факторов роста больше нигде не существует. Политическая система Китая также представляет собой эклектичную смесь ленинского коммунизма, азиатского авторитаризма, конфуцианского традиционализма и сильного государства внутренней безопасности. Ее отличительную особенность невозможно воспроизвести — нет других государств, пытающихся это сделать, и никто не находит иностранцев, ищущих политического убежища или гражданства в КНР.



А КАК НАСЧЕТ экономической мощи Китая? Это единственная область, в которой можно было бы ожидать, что Китай станет глобальной державой и законодателем моды, однако влияние Китая гораздо более незначительное, чем ожидалось. Как и в других областях, она впечатляет количественно, но слаба качественно. Китай является крупнейшей в мире торговой державой, но его экспорт, как правило, состоит из недорогих потребительских товаров; его продукция имеет низкую международную узнаваемость бренда; лишь горстка его транснациональных корпораций успешно работает за рубежом; общий объем его прямых зарубежных инвестиций (ODI) занимает лишь семнадцатое место в мире; а зарубежные инвестиции Китаяпрограммы помощи в несколько раз меньше программ США, Европейского союза, Японии или Всемирного банка.

Если оценивать качественно, а не количественно, глобальный экономический профиль Китая не очень впечатляет. Она остается экономикой переработки и сборки, а не творческой и изобретательной. Большая часть товаров, которые собираются или производятся в Китае для экспорта, интеллектуально создаются где-то в другом месте. Безудержное воровство интеллектуальной собственности в Китае и его правительственные программы по стимулированию "местных инноваций" (которые ежегодно вкладывают миллиарды в отечественные исследования и разработки) являются явным признанием его неспособности создавать. Это может и, вероятно, изменится со временем, но на сегодняшний день Китай не устанавливает глобальных стандартов практически ни в одной технологии или линейке продуктов (или в естественных, медицинских, социальных или гуманитарных науках). Аналогичным образом, в Китае только два университета входят в сотню лучших университетов мира, согласно всемирному рейтингу университетов Times Higher Education за 2013-2014 годы.

Если Китай хочет стимулировать инновации, ему, конечно, придется больше инвестировать в финансирование исследований и разработок. По данным Национального научного фонда, в 2009 году Китай потратил всего 1,7 процента своего ВВП на исследования и разработки, по сравнению с 2,9 процента в Соединенных Штатах, 2,8 процента в Германии и более 3,3 процента в Японии. "Наукоемкость" расходов Китая на исследования и разработки даже не ставит его в первую двадцатку стран мира, поскольку, по оценкам, 80 процентов тратится на разработку продукта и только 5 процентов - на фундаментальные исследования. Отсутствие в Китае Нобелевских премий также является красноречивым свидетельством. В период с 1949 по 2010 год было присуждено 584 Нобелевских премии. Этнические китайцы выиграли десять из них (восемь в области естественных наук), но восемь из десяти работали за пределами Китая. Двумя исключениями были Нобелевская премия мира 2010 года Лю Сяобо и литературная премия 2011 года Мо Яня. Другим показателем являются цитаты в профессиональных журналах. В наиболее цитируемых статьях в мире (по всем академическим дисциплинам) на долю китайских ученых приходится всего 4 процента, в то время как на долю американцев приходится 49 процентов.

 

[autoritet]

В результате хронического "дефицита инноваций" в Китае страна сейчас погрязла в печально известной "ловушке среднего дохода". Единственный выход из ловушки — это инновации, как ранее доказали Япония, Южная Корея, Сингапур и Тайвань. И это требует гораздо большего, чем государственные инвестиции в исследования и разработки — это требует образовательной системы, основанной на критическом мышлении и свободе исследования. Это, в свою очередь, требует относительно открытой и демократической политической системы, не допускающей цензуры или "запретных зон" в исследованиях. Студенты и интеллектуалы должны быть вознаграждены, а не преследуемы или наказаны за то, что бросают вызов общепринятому мнению и совершают ошибки. Пока этого не произойдет, Китай навсегда останется в ловушке среднего дохода - собирать и производить, но не создавать и изобретать.

В этом свете торговая мощь Китая намного слабее, чем кажется на первый взгляд. Аналогичные недостатки очевидны и в ODI Китая. Несмотря на высокий правительственный приоритет для китайских фирм по "выходу" в мир, пока иностранные инвестиции Китая остаются довольно небольшими. Как отмечалось выше, совокупный объем ODI едва помещает Китай в первую двадцатку в мире, хотя его ежегодный отток быстро растет и в настоящее время занимает третье место в мире (88,2 миллиарда долларов в 2012 году).). Тем не менее, это остается лишь одной четвертой от американского ODI в том же году.

Что еще более важно, как и в других областях глобального профиля Китая, нужно выйти за рамки количественной статистики, чтобы задать качественные вопросы: куда это идет, и являются ли это реальными инвестициями? Зарубежные направления и состав китайских ODI быстро меняются с 2011 года, но значительная часть портфельных средств по-прежнему поступает в такие страны, как Британские Виргинские острова и острова Большой Кайман (которые в 2011 году заняли второе и третье места среди стран-получателей). Таким образом, часть этого не является иностранными инвестициями как таковыми — на самом деле это деньги, припаркованные за границей в безопасных убежищах. Это верно не только для правительства и компаний Китая, но и для отдельных активов. В ежегодной Синей книге 2014 года о международной миграции в Китае, составленной Центром Китая и глобализации, недавно сообщалось, что с 1990 года в общей сложности 9.3 миллиона китайцев эмигрировали за границу, забрав с собой 2,8 триллиона юаней (46 миллиардов долларов в долларах США). Это не новое явление, но за последнее десятилетие оно стало растущей тенденцией. Когда экономическая элита страны уезжает в таком большом количестве и так стремится обеспечить свои личные финансовые сбережения за границей, это красноречиво говорит об их (отсутствии) уверенности в собственных внутренних политических и экономических системах.

 

[autoritet]

Однако в последнее время профиль ODI и географическое присутствие Китая меняются. Китай наращивает свои инвестиции и закупки в Азии, Латинской Америке, Европе и Соединенных Штатах. Китайские покупатели скупают все виды активов — жилую и коммерческую недвижимость, заводы, промышленные парки, научно-исследовательские центры, фермы, леса, шахты, нефтяные и газовые месторождения и различные другие ресурсы. Китайские корпорации активно объединяются с иностранными компаниями или приобретают их. Отдельные китайцы также покупали большое количество ценных произведений искусства на международном аукционном рынке. Таким образом, профиль китайских исходящих инвестиций быстро меняется, но его влияние остается неопределенным.

А как насчет китайских транснациональных корпораций? Насколько они конкурентоспособны за рубежом? Как и в других категориях, здесь гораздо больше слабости, чем силы. На первый взгляд, судя по рейтингу Fortune Global 500, китайские компании сейчас занимают второе место после американских транснациональных корпораций. Но эти рейтинги рассчитываются на основе общего дохода и прибыли, а не на том, где компания зарабатывает свои деньги. При изучении китайских компаний в списке 2013 года быстро становится очевидным, что относительно немногие даже работают за границей, и лишь немногие зарабатывают более половины своих доходов за рубежом. Таким образом, это не настоящие транснациональные корпорации, а скорее внутренние корпоративные субъекты.

 

[autoritet]

Многие фирмы могут стремиться стать глобальными, но до сих пор те, кто пытался, не преуспевали особенно хорошо. Среди начинающих китайских транснациональных корпораций было больше неудач, чем историй успеха. Китайские слияния и поглощения часто проваливались из-за того, что корпоративные лидеры Китая не проявляли должной осмотрительности заранее или из-за столкновения корпоративных культур. По общему мнению, главной слабостью китайских транснациональных корпораций являются человеческие ресурсы, особенно менеджмент. Многоязычных и мультикультурных менеджеров очень мало, и китайские компании, как правило, не нанимают иностранцев с такими навыками для управления на высшем уровне (Huawei и Haier являются исключениями из правил). Китайские компании и их руководство часто демонстрируют неспособность избежать своей национальной корпоративной культуры и деловой практики. Из-за их предпочтения иерархии и четко определенных ролей на рабочем месте китайцы, как правило, плохо приспосабливаются к "льстивым" структурам управления, которые ценят децентрализацию и индивидуальную инициативу. Эти наклонности привели к неоднократным столкновениям культур при слияниях китайских компаний с западными. Китайские компании также продемонстрировали трудности с адаптацией к иностранным правовым, нормативным, налоговым и политическим условиям. Прозрачность и корпоративное управление не являются атрибутами, которые обычно ассоциируются с китайскими компаниями, чьи процессы принятия решений обычно непрозрачны, деловая практика часто коррумпирована, а процедуры бухгалтерского учета часто являются мошенническими. Было обнаружено, что многие китайские компании передали мошенническую информацию регулирующим органам по ценным бумагам в Соединенных Штатах до их IPO.

Отсутствие конкурентоспособности китайских корпораций также очевидно, когда речь заходит о международных брендах. Лишь горстка китайских компаний смогла установить присутствие бренда за рубежом: пиво Tsingtao, бытовая техника Haier, телекоммуникации Huawei, Air China, автомобили Geely и несколько других. Но ни одна китайская компания не входит в топ-100 мировых брендов

 

[autoritet]

Китайский юань понесет самые большие годовые потери с 1994 года​

Снижение может составить по итогу года 8,6%
Китайский юань завершил внутреннюю сессию на двухнедельном максимуме по отношению к доллару в пятницу, но, похоже, по-прежнему демонстрирует худшие годовые показатели за 28 лет.

Юань на континенте завершил внутреннюю торговую сессию на уровне 6,9514 за доллар, что является самым сильным показателем такого закрытия с 14 декабря.

Если бы он завершил сессию на уровне закрытия внутреннего рынка, он потерял бы 8,6% по отношению к доллару за год, зафиксировав самое большое годовое падение с 1994 года, когда Китай объединил рыночные и официальные курсы.

Растущий доллар в свете ужесточения политики Федеральной резервной системы и вызванное COVID замедление внутренней экономики были одними из основных факторов, оказавших давление на китайскую валюту в этом году.

Китай продлит торговые часы для континентального юаня, поскольку правительство продвигает планы по интернационализации валюты.

По данным Народного банка Китая, с 3 января торговля юанями на континенте будет закрываться в 3 часа утра по местному времени следующего дня, а не в 23:30, как сейчас. Время открытия торгов останется без изменений: 9:30 утра, говорится в сообщении НБК.

Этот шаг еще больше откроет рынки Китая в то время, когда юань вырос на признаках того, что страна отходит от своей строгой политики Covid Zero. Континентальный юань вырос за последние два месяца 2022 года почти до самого сильного уровня с сентября. В последний раз центральный банк продлевал часы торговли валютой в 2016 году.

НБК пообещал продлить время торгов в мае после того, как Международный валютный фонд поднял вес юаня в валютной корзине специальных прав заимствования, международного резервного актива, который может быть конвертирован в пять валют. Юань был первоначально включен в SDR в 2016 году после многолетних усилий китайских властей по продвижению его глобального использования.

По словам людей, знакомых с этим вопросом в то время, регулирующие органы во главе с НБК в июне приказали некоторым банкам подготовиться к продлению срока торгов юаня на континенте.